— Сможем мы продержаться в воздухе ещё час? — спросил Димирест Сая Джордана.

— Самолёт, мне кажется, выдержит. Насчёт пассажиров — не уверен.

— Пострадавших много?

— Трудно сказать. Я прежде всего обследовал, как вы велели, повреждения. Пока что весёлого мало.

Димирест распорядился:

— Оставайтесь там, сколько потребуется. Сделайте всё, что в ваших силах. — Он помедлил, не решаясь задать следующий вопрос, страшась возможного ответа; потом всё же спросил: — Гвен не попадалась вам на глаза? — Он ведь до сих пор ничего не знал о судьбе Гвен; её могло унести за борт взрывной волной. Такие случаи бывали, и даже если этого не произошло, Гвен так или иначе находилась ближе всех к месту взрыва.

— Гвен тут, но, признаться, в тяжёлом состоянии, — ответил Сай Джордан. — На борту оказалось трое врачей, и они занимаются ею и остальными ранеными. Я сообщу, как только что-нибудь прояснится.

Вернон Димирест повесил трубку. Хотя он и позволил себе задать мучивший его вопрос, однако по-прежнему старался гнать прочь все сугубо личные мысли и чувства. Всё это потом. Сейчас надо принимать решения, спасать самолёт, экипаж, пассажиров. Он коротко пересказал Энсону Хэррису сообщение второго пилота.

Хэррис размышлял, взвешивая все «за» и «против». Вернон Димирест не проявлял желания взять на себя управление самолётом и, по-видимому, одобрял его действия. Даже сейчас он предоставлял Хэррису самому решать вопрос о посадке.

Несмотря на критическую ситуацию, капитан Димирест вёл себя так, как положено пилоту-контролёру.

— Попробуем дотянуть до Линкольна, — сказал Хэррис. Главное — спасти самолёт; что же до пассажиров, то в каком бы тяжёлом положении они ни находились, оставалось надеяться, что они выдержат перелёт.

Димирест кивнул в знак согласия, вызвал КДП Торонто и сообщил о принятом решении. Ещё несколько минут — и заботу о них возьмёт на себя Кливленд. Димирест попросил, чтобы аэропорт Детройта на всякий случай был готов принять их самолёт, хотя намерения у них вряд ли изменятся. И пусть предупредят международный аэропорт Линкольна о том, что самолёт, выполняющий рейс два, потребует аварийной посадки.

— «Транс-Америка», рейс два, вас понял. Детройт и Линкольн оповещаются.

После этого самолёт несколько изменил курс. Они приближались к западному берегу озера Гурон, недалеко от границы между США и Канадой.

Оба пилота знали, что там, на земле, всё внимание теперь сосредоточено на их самолёте. Диспетчеры и старшие по смене в соответствующих центрах наблюдения за воздухом напряжённо работают, согласовывая свои действия, убирая все машины с их пути. Центры передают их самолёт друг другу и расчищают ему путь следования. Любое требование, поступившее с рейса два, будет мгновенно выполнено.

Когда они пересекали границу, диспетчер Торонтского центра, расставаясь с ними, радировал:

— Счастливого пути, желаю успеха.

А через несколько секунд их позывные принимал уже Кливленд.

Когда Димирест бросал взгляд назад, в дверной проём, он различал в неясном полумраке пассажирского салона какие-то движущиеся фигуры. (Сай Джордан, как только сорвало дверь, уменьшил свет в салоне первого класса, чтобы он не бил в кабину.) По-видимому, кто-то пересаживал пассажиров вперёд, ближе к носу самолёта, скорее всего, это был Сай Джордан, и Димирест с минуты на минуту ждал от него сообщения. В самолёте, даже в кабине, всё ещё было нестерпимо холодно, а в салонах, разумеется, того холоднее. Снова промелькнула мучительная мысль о Гвен, но Димирест тут же безжалостно прогнал её и заставил себя сосредоточиться на том, что предпринять дальше.

Смелое решение продержаться в воздухе ещё час было принято всего несколько минут назад, однако уже пора было планировать вход в зону аэропорта имени Линкольна и посадку там. Самолёт продолжал вести Энсон Хэррис. Вернон Димирест достал карты зоны наблюдения и взлётно-посадочных полос аэродрома и разложил их на коленях.

Международный аэропорт имени Линкольна был воздушной базой и родным домом обоих пилотов, и они как свои пять пальцев знали его воздушную зону и все взлётно-посадочные полосы. Однако опыт и требования безопасности обязывали их не полагаться на память и проверять себя.

Карты подтвердили то, что было им хорошо известно.

Такая посадка, как у них — с большим грузом и на большой скорости, — требовала самой длинной полосы. А неисправность руля поворотов требовала, чтобы эта полоса была и максимально широкой. При этом следовало учитывать направление и силу ветра, а ветер, согласно метеосводке из Линкольна, был северо-западный, порывистый, тридцать узлов. Только одна полоса — три-ноль — отвечала всем требованиям.

— Нам нужна три-ноль, — сказал Димирест.

— В последнем сообщении говорилось, что эта полоса временно закрыта, там какой-то затор, — заметил Хэррис.

— Я это слышал, — сердито буркнул Димирест. — Она уже чёрт знает сколько часов закрыта, и всё потому, что там застрял мексиканский лайнер. — Он свернул карту зоны наблюдения и прикрепил её к штурвалу. — Затор, чёрт бы их побрал! — выбранился он в сердцах. — У них есть ещё пятьдесят минут, чтобы от него избавиться!

Он нажал кнопку микрофона, собираясь передать сообщение на КДП, и в этот момент Сай Джордан, бледный как смерть, потрясённый всем виденным, вошёл в кабину.

11

Адвокат Фримантл был озадачен.

«Как это понять? — недоумевал он. — Никто из администрации аэропорта не обращает внимания на то, что толпа недовольных жителей Медоувуда заполнила добрую половину главного зала ожидания и шумит всё больше и больше».

Когда Эллиот Фримантл несколько часов назад обратился к негру, лейтенанту полиции, и попросил у него разрешения провести в зале митинг протеста, ему было самым решительным образом отказано. Однако вот они собрались, а вокруг них — ещё целая толпа зевак, и что же? Ни один полицейский даже носа сюда не кажет!

«Это просто загадочно!» — думал Фримантл.

Чем это объяснялось, он, конечно, не мог знать.

После встречи с управляющим аэропортом делегация медоувудцев во главе с Эллиотом Фримантлом спустилась из административного крыла здания в главный зал ожидания. Здесь ребята из телевидения, с которыми Фримантл договорился заранее, уже установили свою аппаратуру.

Медоувудцы — их к тому времени набралось человек пятьсот, не меньше, и новые продолжали прибывать — толпились вокруг.

Один из съёмочной бригады сказал:

— Мы к вашим услугам, если вы готовы, мистер Фримантл.

Телевизионных съёмочных бригад прибыло две — каждая с намерением получить интервью для завтрашней передачи. Фримантл, стреляный воробей, тотчас осведомился, по каким каналам они будут передаваться, и приготовился вести себя соответственно вкусам определённых категорий телезрителей. Первое интервью, как он выяснил, пойдёт по первому каналу, весьма популярному, рассчитанному на зрителей, которым подавай горячие споры, стычки, даже эксцентричные выходки. Фримантл был вполне готов подладиться под их вкусы.

Репортёр телевидения, красивый молодой человек с модной стрижкой, спросил:

— Мистер Фримантл, почему вы пришли сюда?

— Потому что этот аэропорт — разбойничий притон.

— Вы можете пояснить ваши слова?

— Разумеется. Жители Медоувуда регулярно подвергаются грабежу. У них крадут их покой, их право на уединение, их трудом заработанный отдых и, наконец, их сон. Их обкрадывают, отнимая у них радость досуга; обкрадывают, подрывая их физические и психические силы, их здоровье, а также здоровье и благополучие их детей. Все эти исконные права человека — права, гарантируемые нашей конституцией, — бесстыдно попираются управлением аэропорта имени Линкольна без всякой компенсации.

Репортёр осклабился, обнажив два ряда безупречных белых зубов.

— Это смелые слова, господин адвокат.

— А мы — я и мои клиенты — не побоимся и подраться.

— Это желание зародилось у вас после того, как здесь произошли какие-нибудь события?